Ребенок 5 месяцев форум: Что умеют малыши в 5 месяцев. — 12 ответов

Я не люблю своего ребенка

Говорить о том, что материнство может не приносить радость, не принято, при этом многие женщины сталкиваются с послеродовой депрессией и эмоциональным выгоранием, воспитывают детей в одиночку и ощущают оторванность от внешнего мира. Мы поговорили с героинями, не чувствующими себя счастливыми в роли матери и не испытывающими любви к своим детям.

«Я ненавижу материнство за необходимость постоянно жертвовать собой ради других»

История Марии

36 лет, живет в Петербурге, трое детей: старшему пять лет, средней три года, младшему один год

В шестнадцать лет Мария уехала от родителей в Москву. Поступив в университет, стала заниматься походами и активным отдыхом. В летнее время водила экскурсии по Соловкам. В остальное — путешествовала по разным странам. Так продлилось пятнадцать лет. И все это время о детях Мария вообще не думала. Но семь лет назад она решила остаться в Соловках на зиму — одна женщина предложила бесплатно пожить в ее доме, и Мария согласилась. Там же она познакомилась со своим будущим мужем, через четыре месяца они поженились, и Мария почти сразу забеременела. В то время она глубоко погрузилась в православие, поэтому у нее были мысли о семье и детях. Но при этом и брак, и первый ребенок, как сейчас понимает героиня, были необдуманными, стихийными событиями.

За два года до беременности у Марии была очень активная жизнь, она занималась йогой, спортом, плавала в проруби, каталась на лыжах. «Я была в отличной физической форме. Видимо, Господь мне дал эти два года отдушины. Сейчас я в ужасной форме, практически разваливаюсь», — рассказывает она.

После родов у Марии не было времени ни эйфорировать, ни депрессировать — она сразу вернулась к работе, начала заниматься переездом и другими делами. Депрессия накрыла ее позже — через полгода, когда она стала оставаться с ребенком одна: «Муж был с 7 утра до 8 вечера на работе, с одним выходным. Я сидела с ребенком целыми днями. Все мои бездетные подруги про меня благополучно забыли, будто я перестала существовать. И это было самое тяжелое: бесконечная рутина, колики у сына и плохой сон».

Муж по возможности всегда помогал — он, как говорит Мария, из помогающих мужей. Но все равно семья жила по традиционному распределению ролей: мужчина уходит на работу, женщина остается с детьми. «Всем кажется, что это норма, — говорит Мария. — Мне постоянно говорили: «Да что ты жалуешься, сидишь дома с одним ребенком». На самом деле, это тяжело, потому что меня в моей жизни нет, есть только ребенок. Только я отвернусь, он начинает пищать. Только начну заниматься своими делами, он сразу требует внимания».

По словам психолога, доулы и автора проекта «Бережно к себе» Дарьи Уткиной, стандарты и ожидания от мам в современном мире гораздо выше по сравнению с теми, что были в XX веке. Теперь им надо не только много стараться, но еще и ни в коем случае не переборщить в своем стремлении быть хорошей матерью в потоке интенсивного материнства. И быть только домохозяйкой уже недостаточно. При этом традиционных практик поддержки все меньше: во многих странах сады и няни стоят дорого, декреты короткие, а нормальный семейный доход должен складываться из двух зарплат. Часто еще происходит так, что бабушки и дедушки далеко, помощи нет, плюс город не предназначен для детей. «На фоне этого женщинам в XXI веке сложно не замечать, насколько драматически не совпадают ожидания от них и реальность. Либо им приходится прикладывать слишком много сил, чтобы этим ожиданиям соответствовать», — объясняет Дарья.

«Современное материнство становится все более разнообразным, — говорит социолог Ольга Савинская. — С одной стороны, есть один тренд на модернизацию — стремление к равноправию, изменению сложившихся ролей в семье, ощущению трендов будущего. Но параллельно с этим продвигается консервативная идеология на сохранение традиций и устоев, успешно существовавших в прошлом. Люди, разделяющие консервативные устои, считают их проверенными временем и потому верными». Видя вокруг себя разные практики и ценности родительства, молодое поколение становится более рефлексивным: они все больше размышляют и делают выбор, как же выстраивать отношения с супругом и с ребенком. Поэтому вместо следования традициям они начинают идти по своему индивидуальному пути. Именно эта рефлексия подталкивает на публичные разговоры о том, что материнство — это не легко и просто, это адский труд. Женщины все больше говорят о том, что это физически тяжело: терпеть, не спать, быть начеку, оставаться всегда позитивно настроенной к маленькому человеку, который пока еще не умеет учитывать потребности матери и отца

Мысли о том, что Мария устала от материнства, окончательно пришли вместе с третьим ребенком. За три дня до того, как узнать о беременности, она продала свою туристическую фирму. Оставшись без опоры и будучи физически истощенной, Мария стала задумываться об аборте, несмотря на свои религиозные убеждения. «Мы все бросили и улетели с семьей в Таиланд, потому что мне хотелось сбежать. Там уже у меня начался токсикоз, и я физически ощутила, что во мне ребенок. И, конечно, уже ни о каком аборте не могло быть и мысли». Мария вспоминает, что тогда чувствовала только растерянность и страх за будущее: «Думала, что я буду делать с тремя детьми?! Только на горизонте появился выход в люди, а тут опять эти тряпки и подгузники».

Свои эмоции Мария никогда не держит в себе. Она может отправить детей в другую комнату, если ей нужно заняться своими делами, может прикрикнуть. Муж осуждает ее: ему не нравится, что она может сидеть в телефоне, вместо того чтобы играть с детьми, он не приемлет, когда на детей поднимают голос. «Если я устала или мне нужно побыть одной, я могу это сказать даже в грубой форме. В отличие от моего мужа — он терпит до последнего. Считает, что все для детей. А я нет: сначала сама поем, а потом их покормлю. Это мой клапан предохранения от выгорания. Я всех пошлю, если я хочу спать. Не буду с ними играть. Я не знаю, хорошо это или плохо. Но я довольно открыта в своих проявлениях, даже если этот вариант поведения в обществе не принят».

«Чаще всего с выгоранием сталкиваются мамы в западных странах, где есть индивидуализм, где женщины более независимы: США, Канада, европейские страны. В США больше всего матерей с выгоранием, — рассказывает психолог Алена Прихидько. — Конечно, когда женщина уставшая, в частности, от того что старается стремиться соответствовать стандартам хорошей матери и постоянно испытывает тревогу за своего ребенка, это ведет к тому, что мама оказывается на грани истощения. А когда ты истощена, очень сложно испытывать чувство любви».

Статистики по материнскому выгоранию в России нет. Но Дарья Уткина объясняет, что из 1,5 млн родов, которые происходят в стране ежегодно, примерно 300 тыс. женщин сталкиваются с послеродовой депрессией. Еще примерно столько же, судя по первым исследованиям, испытывают симптомы посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) после родов. Еще часть из них экстремально устали и выгорели. Это не отдельные группы, многие сталкиваются со всем сразу, а кому‑то достается что‑то одно.

Марии сложно быть матерью, потому что дети не дают ей жить жизнью, к которой она привыкла и которая приносила ей удовольствие. Но при этом детей она в этом старается не винить. «Я люблю своих детей, но материнство ненавижу, — говорит Мария. — Дети умиляют меня своими мордашками, глупыми поступками и смешными шутками. Я ненавижу материнство как таковое — за необходимость постоянно жертвовать собой ради других».

«Мне ужасно надоело сидеть с ними дома, играть в эти дурацкие игры, убирать за ними. Быт тоже играет в этом большую роль, потому что бесконечная уборка, которая не имеет никакой благодарности или обратной связи, утомляет.

Ты все делаешь на автомате, как обслуживающий персонал своих детей. Мне тяжело эмоционально включаться в них. Старший хочет мне что‑то рассказать, средняя хочет послушать, какая она красивая, младшему просто нужен физический контакт. И получается, что я задолбанная и затроганная ими постоянно».

Мария уверена, что легче ей не будет никогда. Возможно, станет проще, когда дети вырастут, но там появятся другие проблемы, например, финансовые. Все близкие говорили ей, что тяжело только до года, а потом постепенно становится легче. Но она этого не чувствует.

«Когда я говорю маме, что я ненавижу своих детей, она отвечает: «Маш, это твои дети. Все это пройдет, не думай об этом». Почему‑то к чувствам матерей у нас вот такое отношение. Все, ты родила — терпи. С тобой сидели, а теперь ты сиди».

Среди разного спектра эмоций, которые испытывают матери, ненависть заметнее всего. «У любой мамы есть установка, что она обязана постоянно чувствовать к детям любовь, — говорит Алена Прихидько. — И в первый раз, когда она испытывает чувство нелюбви, это событие становится для нее очень ярким и пугающим. Она начинает долго его анализировать и в итоге может прийти к самым разным выводам. Например, думать, что она плохая мать».

«Сейчас я пытаюсь принять материнство, — говорит Мария. Осознать, что еще минимум пятнадцать лет они будут детьми. Я пытаюсь не запрещать себе чувствовать все эмоции, которые у меня возникают. Возможно, это поможет мне стать полноценной матерью, и я перестану убегать от своего материнства».

«Не нужно говорить мне, что это пройдет. У меня не проходит»

История Ольги

37 лет, живет в США, старшему сыну три года, младшему — один

«Когда женщины говорят, что им тяжело, это значит, что им тяжело. Не нужно говорить, что так у всех», — рассказывает Ольга, мама двоих мальчиков. Она родила первого сына в 34 года. У мальчика подозрение на синдром Аспергера (СА), который выражается в проблемах коммуникации и социального поведения, с сопутствующей дисфункцией сенсорной интеграции (это состояние, при котором сигналы, поступающие от разных органов чувств, не организуются в адекватную поведенческую реакцию. — Прим. ред.). Он не чувствует голода до тех пор, пока у него не появятся боли в животе. Не понимает, когда хочет в туалет, боится громких звуков. Несмотря на то что он может разговаривать, свои желания и негативные чувства он выражает через истерику, агрессию или аутоагрессию (причинение психологического или физического вреда самому себе. — Прим. ред.).

До появления сына Ольга работала с детьми и знала, что это тяжело, что родительство — это определенные усилия и жертвы. Она понимала, что за воспитанием ребенка стоит титанический труд, но при этом дети ей нравились.

Сразу после родов Ольга не почувствовала эйфории, о которой рассказывают многие женщины: «У меня было только чувство облегчения, что это наконец-то закончилось. Не сказать, что роды были очень тяжелые. Я рожала дома с акушеркой. Но сам процесс был ужасен. И когда он родился, я выдохнула». В первые две недели у Ольги начались проблемы с грудным вскармливанием. Ребенок постоянно плакал и очень мало спал. До семи месяцев она помнит только постоянный крик сына, других воспоминаний практически нет. Потом, когда малыш научился ползать, стало немного легче.

Одно из проявлений СА — отсутствие привязанности. «Тяжело воспитывать ребенка, который к тебе не привязан. Это очень большая проблема. Мой сын может убежать в любой момент, он может быть холоден и отстранен при общении со мной — не смотрит в глаза, не улыбается, не обнимает. До трех лет он очень много кричал. Все его эмоции выражались через ор. Представьте, что рядом с вами все время находится орущий человек. Он по-другому с вами не общается, только через ор. У нас в доме звенит стекло от его криков. С ним — как ни с какими другими — верна пословица: что посеешь, то и пожнешь. И сеять туда нужно много».

Были и светлые моменты, когда сын вел себя менее тревожно. Иногда это длилось по две-три недели. Тогда у Ольги и ее мужа просыпалась надежда, что все может наладиться. Но каждый раз все начиналось заново: «Это нахождение в постоянном рабстве. Твоих потребностей вообще нет: ни поесть, ни в туалет сходить, ни поспать — все игнорируется в любое время дня и ночи».

Помощи у Ольги не было: до года она целыми днями сидела с сыном одна. Муж был днем на работе, бабушки и дедушки не помогали: «Вечерами, после работы муж подключался к заботе о сыне. Он сильно уставал, у него тоже началось выгорание. В результате у нас накапливалось раздражение друг на друга». Ольга старалась всячески успокаивать сына, но наступал момент, когда силы были на исходе. Тогда она просто уходила в другую комнату, чтобы выдохнуть самой, потом возвращалась и снова часами утешала младенца. Когда малыш научился ходить, Ольга стала закрываться в ванной с наушниками. Почти никто из близких не мог просто выслушать и поддержать ее, все пытались дать совет, настаивая на том, что «все скоро пройдет». Ольгу всегда это очень раздражало: «Не нужно говорить мне, что это пройдет. У меня не проходит. Да, становится в чем‑то легче, но в чем‑то тяжелее. В моем случае, чтобы что‑то изменилось к лучшему, нужен постоянный титанический труд. Мне просто хочется, чтобы меня выслушали: без комментариев, оценки, советов».

Матери часто сталкиваются с обесцениванием своих переживаний. При этом от источника переживаний — ребенка, добиться эмпатии трудно. «Мамам необходимо научиться сочувствовать себе самостоятельно, — говорит Алена Прихидько. — Ждать сочувствия от детей нет смысла — они находятся совершенно на другом уровне развития и до определенного возраста не способны на это.

Важно давать себе понимание и поддержку. Можно заботиться о себе, разговаривая с собой так, как вы бы говорили с человеком, которого любите.

А может быть, даже подумать о том, что вместе с вами еще сотни тысяч мам также переживают такие же чувства и устают. В таких случаях нужны люди, которые могут выслушать, дать тепло и поддержку. Люди, которые помогут создать пространство, куда вы сможете вылить свою боль, и не будут осуждать».

Ольга вспоминает, что она была полна сил перед родами и в роль матери входила с хорошим психологическим ресурсом. Но через несколько месяцев началось выгорание, а за ним послеродовая депрессия: «Я все держу в себе, пыталась работать с психологом, но, к сожалению, неудачно. И у меня злость выливается в аутоагрессию. Если я испытываю сильный стресс, то я начинаю вредить себе — могу расковырять пальцы до крови, например: это меня успокаивает. Руки резать не буду, конечно. Но какие‑то навязчивые движения меня успокаивают».

Когда малышу было два месяца, Ольга целовала его в щечку, а он начинал плакать из‑за этого. Со временем она поняла, что сына нельзя лишний раз обнять, потому что ему это неприятно. «Он нам не улыбался. Представьте, что в нашей жизни появился агрессор, как можно его полюбить?»

Все время Ольга внутренне боролась с собой, переживая постоянные эмоциональные качели — от жалости до ненависти: «Кажется, что вот-вот немножко себя дожму и точно его полюблю. Вроде держишься-держишься — и снова сваливаешься. Ругаешь себя за то, что ничего не получается». При этом Ольга ответственно относится к материнскими обязанностями: много времени тратит на занятия с сыном и воспитание, обходится без криков и наказаний.

Когда в семье Ольги родился младший сын, у старшего появилась ревность. Она боялась оставлять детей одних в комнате даже на пару минут, потому что знала, что старший сын может навредить младшему. Он мог подбежать и ударить малыша своей головой об его голову. «Мне сносило башню в такие моменты, я была готова просто сразу его придушить и выкинуть в окно», — рассказывает Ольга.

Практически у всех матерей есть установка, что детей нужно любить, объясняет Алена Прихидько. Мы живые люди, и у нас могут возникать самые разные эмоции по отношению к детям. Когда мамы начинают себя бичевать за негативные эмоции, они вступают в замкнутый круг: рассердилась на ребенка, отругала его, а потом себя за то, что плохая мать. «Любовь — это эмоция, все эмоции носят кратковременный характер, то есть они не могут длиться долго. Они длятся десятки секунд, а потом сменяют друг друга, — говорит Прихидько. — Любовь — такая же эмоция, как и стыд, радость, страх. И любить ребенка 100% времени невозможно. Уставшей маме сложно испытывать чувство любви, потому что на фоне выгорания у нее возникают другие чувства. Когда ребенок — основная причина усталости, то по отношению к нему мама может испытывать совершенно разные эмоции, в том числе негативные». Например, как объясняет психолог, злость — это абсолютно нормальная негативная реакция матери в ситуации, когда ребенок не слушается, потому что его поведение создает препятствие для нее. Злость возникает тогда, когда мы хотим изменить то, как думает другой человек, и мы хотим, чтобы он начал думать по-другому. Если нас кто‑то не уважает, у нас возникает злость, потому что мы хотим изменить это. Вторая частая причина — несправедливость. И родители чувствуют несправедливость постоянно: они очень много делают для детей, а те не ценят этого и не отвечают взаимностью, потому что пока не способны на это.

Сейчас, спустя три года, Ольга признается, что смогла принять сына: «Мне очень помогла теория привязанности. У него даже поведение стало налаживаться понемногу. От мужа можно уйти, с родителями можно не общаться, а от ребенка никуда не деться. Он уже родился, уже есть, даже если ты от него куда‑то ушла и отказалась (что я вообще себе не могу представить), то он все равно где‑то существует, и ты несешь эту ответственность. С мужем можно развестись и через пару лет уже не знать, где он и что он. С ребенком так не получится».

С теорией привязанности работают многие психологи, которые специализируются на проблемах материнства. Она сводится к тому, что взрослый полностью заботится о ребенке до тех пор, пока тот сам не сможет позаботиться о себе. Когда у взрослого возникает привязанность, он чувствует ответственность за ребенка — это помогает родителю не только ухаживать за ребенком и помогать ему, но и получать от этого процесса удовольствие. При этом привязанность не обязательно должна быть связана с любовью. Согласно этой теории, ребенок, получающий достаточное количество заботы от взрослого, быстрее становится самостоятельным.

На вопрос, любит ли Ольга сына, она честно отвечает: «В течение первых трех лет я искренне признавалась себе, что не любила сына. Но я всегда хотела его любить.

Общалась с друзьями, спрашивала совет. Я поняла, что многие плывут в той же лодке, только не признаются в этом себе. В обществе не принято говорить о нелюбви родителей, особенно матери, к детям».

«Мне бы хотелось, чтобы общество, особенно в России, пересмотрело отношение к матерям и материнству, — говорит Ольга. — Это отношение «родила — сиди дома» чувствуется во всем. Не везде есть пеленальные столики, не везде есть места для ребенка, не везде тебе с детьми рады вообще. И фраза «у всех так» раздражает. Я помню, что мои подруги мне постоянно говорили: «Ну ты чего, дети — это же такая радость». А я думала, что со мной что‑то не так, что я такая ущербная. И получается, что общество порой забивает последний гвоздь в гробик. Я думаю, что смогла бы намного раньше принять сына, если бы в моем окружении было больше неравнодушных людей».

«В какие‑то моменты я просто хочу, чтобы ее не было»

История Анны (имя изменено по просьбе героини)

41 год, живет в Москве, двое детей: старшей дочери — пятнадцать лет, младшему сыну — два года

«Проблемы есть в любом материнстве, но когда ты выращиваешь ребенка без любви к нему — это тюрьма», — говорит Анна. Она родила первую дочь в 26 лет — из‑за проблем с репродуктивным циклом женщина была уверена, что не сможет зачать ребенка без соответствующего лечения. Поэтому новость о беременности стала для нее неожиданностью.

«У меня сильно болел живот, я не могла носить сдавливающую одежду. И думала, что у меня опухоль или рак. В таком состоянии ужасного ужаса я пришла к врачу, и мне сказали, что у меня девятая неделя», — рассказывает женщина. Анна к тому моменту уже задумывалась о родительстве, хоть и не планировала стать матерью в ближайшее время. Но мыслей об аборте у нее не возникало — она знала, что в таком случае у нее слишком высок шанс остаться вовсе без детей.

С отцом ребенка на тот момент Анна рассталась. Он был младше, она не испытывала к нему серьезных чувств. Но после новости о беременности они сошлись, стали жить вместе и вскоре поженились. В то время Анна училась на вечерке в МГУ и бросать учебу ей не хотелось. На помощь пришла мама мужа — все основные обязанности по уходу за ребенком и по дому она взяла на себя.

Почти всю беременность Анна с мужем ждали мальчика — это показывали несколько УЗИ, сделанных в разных клиниках. Но на седьмом месяце они внезапно узнали, что будет девочка: «Кажется, я тогда неделю плакала. То есть да, я поняла, что у меня в животе живая здоровая девочка. Но я оплакивала своего мальчика. Это может казаться смешным, но в тот момент это была трагедия для моего сознания».

«Роды были очень непростые, — вспоминает Анна. — Врач хотела делать мне кесарево, хотя показаний для него не было. А я хотела родить сама. В итоге процесс все равно пошел не самым естественным путем. Я была одна, испугана, мне было больно: я лежала ночью под капельницей, а врач ушла спать. И когда она проснулась, у ребенка уже была гипоксия. Все сразу побежали, повезли меня в операционную, и врач по дороге приговаривала: «Ну вот, я же тебе говорила».

Из‑за осложнений Анна смогла увидеть дочь только через три дня после родов. На фоне всех остальных детей София (имя изменено) для Анны была самой красивой — у малышки были гладкая кожа и длинные ресницы. Но ощущения близости женщина не почувствовала: «Казалось, что мне ее просто выдали. Очень хорошенького, симпатичного младенца. Но причем тут я, было непонятно. Между нами не было никакой связи и никакого ощущения, что я как‑то причастна к ее появлению».

После приезда домой чувство отчужденности к дочке только усилилось. По словам Анны, бабушка всю жизнь хотела дочку, и поэтому была безумно рада внучке. В какой‑то момент Анна почувствовала себя проводником, через которого София пришла в мир для бабушки и отца. Поскольку бабушка практически взяла на себя роль мамы, Анна смогла быстро вернуться в свою обычную жизнь — на учебу и работу, — не тратя много времени на уход за ребенком.

По словам Дарьи Уткиной, чувство отчужденности к ребенку у мамы может возникнуть по разным причинам. Самые частые из них: нежеланный ребенок или неожиданная беременность, беременность вследствие насилия, длительная разлука с ребенком, когда основным взрослым для него становится кто‑то другой, эмоциональное выгорание, сильная усталость, депрессия (не обязательно послеродовая). Иногда чувство отчужденности к ребенку может быть проявлением чувства отчужденности по отношению вообще к любым близким. Чаще всего на формирование такого отношения влияют сразу несколько факторов, связанных как с эмоциональным состоянием мамы и ее опытом, так и с обстоятельствами, в которых она оказывается.

София росла очень высокочувствительной. Анна вспоминает, что когда дочь была ребенком, любая трудность сразу же вызывала у нее истерику. «Меня это раздражало до трясучки, до ненависти. Когда она без остановки истерически орала из‑за какой‑то мелочи, я кричала: «Уберите это от меня».

Когда София подросла, Анна начала понимать, что их с дочерью чувства взаимны: дочка тоже не давала ей столько тепла, сколько бабушке. Наблюдая за тем, как мама мужа относится к ребенку — с безусловной любовью и принятием, — и сравнивая это со своим отношением, Анна стала думать, что она плохая мать: «Я все время думала, что я мать-говно — и ребенок у меня поэтому такой истеричный. У меня постоянно возникали мысли, что я должна ее куда‑то отдать. Думала, пускай бабушка ее удочерит, потому что я очень плохо с ней справляюсь. Я в ужасе, когда меня оставляют одну с ребенком».

«Я ее не люблю, мне с ней тяжело, неинтересно. В какие‑то моменты я просто хочу, чтобы ее не было. Она не приносит мне ничего хорошего, но при этом много чего у меня забирает», — говорит Анна.

Она признается, что бывали случаи, когда она хотела навредить дочери — накричать или отшлепать, при этом хорошо понимая, что это неприемлемые методы воспитания.

С ранних лет бабушка стала брать ребенка на каникулы в Молдавию, где у нее была дача. Анна любила это время и не страдала в разлуке с дочерью. Когда Софии исполнилось десять лет, родители развелись. «После развода у меня случилась настоящая депрессия, но к психиатрии было очень предвзятое отношение. Я думала, что справлюсь сама, но справлялась очень плохо», — рассказывает героиня. Бабушка тогда переехала в Крым, построила там дом и предложила забрать внучку на лето. Анна сразу согласилась, потому что была уверена, что бабушка в Крыму гораздо лучше мамы, которая борется с депрессией, и папы, который не может определиться, как ему жить дальше.

София уехала. Сначала на лето, а потом бабушка предложила ей остаться еще на пару месяцев теплой осени. В итоге наступила зима, София пошла в школу, потом записалась в художественную школу. Каждый раз, когда Анна спрашивала дочку, не хочет ли она вернуться домой, девочка отвечала, что еще немного побудет у бабушки. В итоге совместными обсуждениями было принято решение, что дочь будет приезжать в гости к Анне несколько раз в год.

«Это чувство отчуждения не проходит, и я не уверена, что когда‑нибудь пройдет. Моя дочь — неласковый, неэмпатичный ребенок. С возрастом все становится легче, просто потому что она становится более самостоятельной. С ней можно договориться, можно переключиться на какие‑то другие дела. Уже нет такой тотальной зависимости. Но любовь внезапно не возникнет», — говорит Анна. Она помнит и светлые моменты, проведенные с дочерью, когда ей казалось, что они становятся ближе. И моменты, когда Анна чувствовала любовь по отношению к дочери. Но, по ее словам, это чувство очень хрупкое. И когда случается очередной конфликт, эмоциональные откаты происходят очень быстро.

В последний приезд дочери все так и произошло. Когда София приезжает в Москву, то живет с Анной, ее мужем и младшим братом, к которому она, по словам героини, ревнует. Однажды София захотела встретиться с папой, они с Анной договорились, что днем дочка делает дела по дому, а вечером поедет к папе. Но получилось так, что дома остались только одни ключи. Как только Анна сказала об этом дочери, та сразу заплакала, позвонила отцу и в истерике сказала, что мама запирает ее дома. Бывший муж позвонил Анне и пригрозил полицией, если та немедленно не выпустит ребенка из дома. «Меня всю трясло и колотило, я отпустила ее к папе. А через пару дней через бабушку я узнаю, что дочь собирается жить у отца», — рассказывает женщина.

После этой ситуации Анна написала пост в группе для матерей в фейсбуке с просьбой дать совет: что делать, когда отец ребенка угрожает полицией. Она подробно описала свою историю, и за 15 минут под постом появилось полсотни гневных комментариев о том, что Анна — отвратительная мать, а дочке очень не повезло.

Анна признается, что не чувствуют вины, хотя у нее есть ощущение, будто она должна была ее чувствовать: «Маму, которая отклоняется и не соответствует каким‑то традициям и нормам, будут осуждать. То, что я отдала дочь бабушке, автоматически делает меня монстром, а ее несчастным и бедным ребенком. Но если бы я выращивала ее самостоятельно, убивая свою и ее психику, это было бы правильно?»

«Женщины сожалеют о материнстве по-разному, — объясняет Дарья Уткина. — Довольно мало тех, кто испытывает только это чувство. Чаще это амбивалентные переживания: и сожаление, и любовь, и гнев, и радость. И именно с этим бывает тяжелее всего. Потому что многие считают, что материнство — это только счастье, а все остальные чувства испытывать странно и плохо».

Современным матерям очень важно знать, что злиться на ребенка или жалеть о том, что с появлением ребенка в жизни стало меньше свободы и больше обязанностей, — это нормально.

К младшему сыну у Анны совсем другие чувства. При том что роды были гораздо сложнее, Анна потеряла много крови и попала в реанимацию. Но когда она увидела сына, то сразу почувствовала связь, которой не чувствовала со старшей дочерью: «Были совсем другие ощущения. Сразу появилась включенность: я знала, это мой ребенок, я его родила».

Сейчас Анна сожалеет, что не может испытывать к дочери тех же чувств. Переживает, что дочь не может быть с ней близка так же, как с бабушкой. Но она уверена, что выбрала лучший расклад для себя и для нее.

Анна считает, что включенность в ребенка — это залог счастливого материнства: «Когда она есть, даже если тебе тяжело, ты понимаешь, ради чего ты все это терпишь. А если включенности нет, то это каторга — тебе остается просто ждать, пока ребенок повзрослеет, уйдет во взрослую жизнь, и ты станешь свободна. И нет никаких гарантий, что эта включенность возникнет у каждой мамы. Это нарушение химии может появиться когда угодно. И непонятно, что делать мамам в таких ситуациях. Мне очень помогло знание теории привязанности и понимание, что ребенок таким будет не всегда, она повзрослеет и изменится. И вообще понимание психологии детства и воспитания может помочь снизить уровень неблагоприятного взаимодействия с ребенком. Сейчас я знаю, как сделать наши отношения менее травмирующими и более приемлемыми, и я таким образом сама могу посеять почву для здорового развития своего ребенка».

Новости медицины — Советский психоневрологический диспансер

• 
  

  
  10 
  Января 
  2023 / 
  
  Вторник 

  
  Главная цель – помочь людям
  

• 
  

  
  30 
  Декабря 
  2022 / 
  
  Пятница 

  
  Подарки для маленьких пациентов
  

• 
  

  
  29 
  Декабря 
  2022 / 
  
  Четверг 

  
  Благодарность от БУ «Советский районный центр для несовершеннолетних»
  

• 
  

  
  29 
  Декабря 
  2022 / 
  
  Четверг 

  
  Благодарность сотрудникам БУ «Советская психоневрологическая больница»
  

• 
  

  
  28 
  Декабря 
  2022 / 
  
  Среда 

  
  Новогодние подарки для маленьких пациентов
  

• 
  

  
  27 
  Декабря 
  2022 / 
  
  Вторник 

  
  Новогодние поделки от маленьких пациентов
  

• 
  

  
  20 
  Декабря 
  2022 / 
  
  Вторник 

  
  Польза потребления овощей и фруктов
  

• 
  

  
  16 
  Декабря 
  2022 / 
  
  Пятница 

  
  Неделя популяризации лучших практик укрепления здоровья на рабочих местах
  

• 
  

  
  25 
  Ноября 
  2022 / 
  
  Пятница 

  
  Невроз
  

• 
  

  
  24 
  Ноября 
  2022 / 
  
  Четверг 

  
  2 декабря стартует Общероссийская акция Тотальный тест «Доступная среда»
  

• 
  

  
  17 
  Ноября 
  2022 / 
  
  Четверг 

  
  Дети России-2022
  

• 
  

  
  16 
  Ноября 
  2022 / 
  
  Среда 

  
  Врач психиатр-нарколог Боярских А. Л. награжден юбилейной медалью «25 лет ОМВД России по г. Югорску»
  

• 
  

  
  15 
  Ноября 
  2022 / 
  
  Вторник 

  
  Юридическая консультация в рамках Дня правовой помощи детям
  

• 
  

  
  15 
  Ноября 
  2022 / 
  
  Вторник 

  
  Консультативно-диалоговая площадка
  

• 
  

  
  14 
  Ноября 
  2022 / 
  
  Понедельник 

  
  14 ноября – Всемирный день борьбы с сахарным диабетом
  

• 
  

  
  14 
  Ноября 
  2022 / 
  
  Понедельник 

  
  17 ноября — Международный день отказа от курения
  

• 
  

  
  3 
  Ноября 
  2022 / 
  
  Четверг 

  
  Окружная антинаркотическая комиссия
  

• 
  

  
  1 
  Ноября 
  2022 / 
  
  Вторник 

  
  Акция «Тревога. Как быть?»
  

• 
  

  
  31 
  Октября 
  2022 / 
  
  Понедельник 

  
  В ноябре в Югре стартует месячник пропаганды здорового питания
  

• 
  

  
  29 
  Октября 
  2022 / 
  
  Суббота 

  
  29 октября – Всемирный День борьбы с инсультом!
  

• Предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• . ..
• 18
• Следующая

Когда не стоит беспокоиться об аутизме

Авторизоваться
|
регистр

Проблемы со здоровьем

Проблемы со здоровьем

В какой-то момент все родители сравнивают то, что делают их дети, с тем, что делают дети их двоюродных братьев или друзей. «Соревнующееся воспитание» — это заставляет нас всех чувствовать себя немного сумасшедшими — и это очень трудно остановить.

Не слишком ли мы беспокоимся? Слишком мало? Что является достаточным основанием для беспокойства?   Доверяйте своим инстинктам. Вы лучше всех знаете своего ребенка.

Если вы заметили, что ваш ребенок развивается не так, как другие дети, или что-то кажется неправильным, важно поговорить с надежным источником.

Обнадеживающие вехи развития для младенцев и детей ясельного возраста

В своей книге

Mama Doc Medicine: обретение спокойствия и уверенности в воспитании детей, здоровье ребенка и баланс между работой и личной жизнью , Д-р Венди Сью Суонсон перечисляет следующие признаки того, что ваш ребенок вовремя развивает хорошие коммуникативные навыки:

• Реагирует на свое имя в возрасте от 9 до 12 месяцев

• Улыбается в возрасте 2 месяцев; смеется и хихикает в возрасте от 4 до 5 месяцев; выражает зрительный контакт, улыбается или смеется в такт вашему юмору около 6 месяцев

• Играет и думает, что ку-ку — это забавно в возрасте около 9 месяцев. Разделите с вами удовольствие во время этой игры

• Взгляните на зрительный контакт с людьми во время младенчества

• попытки сказать слова, которые вы говорите в возрасте от 12 до 18 месяцев

• Используют 5 слов к 18 месяцам

• Копии. , хлопает в ладоши или машет рукой

• Имитирует вас, т. е. делает вид, что размешивает миску со смесью для блинов, когда вы даете ему ложку и миску, или делает вид, что разговаривает по телефону с помощью игрового сотового телефона

• Качает головой «нет»

• Машет «пока-пока» к 15-месячному возрасту

• Очки, чтобы показать вам что-то интересное или привлечь ваше внимание к 18-месячному возрасту

Дополнительные ресурсы:

Оценка задержки развития

Примечание редактора: У детей с РАС могут быть другие проблемы со здоровьем, которые могут потребовать дальнейшего обследования и лечения. Это могут быть судороги, проблемы со сном, желудочно-кишечные расстройства (проблемы с кормлением, боли в животе, запоры, диарея и поведенческие проблемы со здоровьем (такие как тревожность, СДВГ, раздражительность и агрессия).

Последнее обновление

11.12.2019

Источник

Американская академия педиатрии (Авторское право © 2019)

Информация, содержащаяся на этом веб-сайте, не должна использоваться в качестве замены медицинской помощи и рекомендаций вашего педиатра. Могут быть варианты лечения, которые ваш педиатр может порекомендовать в зависимости от индивидуальных фактов и обстоятельств.

Вот как я это пережила

Автор Стефани Уотсон

Беременность считается счастливым периодом, когда женщины светятся радостным ожиданием своего нового рождения. По крайней мере, так нас убеждают фильмы и сериалы. Для многих будущих мам эти 9 месяцев совсем не идиллические.

Мы попросили группу мам рассказать, что им не нравится во время беременности и что помогло им пройти через самые трудные периоды.

Стефани Ирагги: научиться просить о помощи

В целом моя первая беременность была не так уж и плоха — некоторые неприятности, но в целом все прошло хорошо. Второй раз был совсем другим. В первом триместре меня тошнило 24/7. И в отличие от моей первой беременности, я не могла отдыхать. (Погоня за 2-летним ребенком не позволяет много сидеть.) Так что я постоянно выматывался. У меня также были стреляющие боли из-за ослабленных тазобедренных и тазовых суставов, из-за которых было невозможно устроиться поудобнее. Помимо постоянной физической боли, мое психическое здоровье резко ухудшилось. Детские удары были сладкими, и я был взволнован, чтобы встретить моего нового малыша. Но я была ОЧЕНЬ готова покончить с частью беременности.

От тошноты пробовал имбирные браслеты и браслеты от морской болезни, но они мне не помогли. Что имело наибольшее значение, так это то, что я спала как можно больше и постоянно ела. Углеводы — это почти все, что мне нужно, поэтому я жил с пакетом картофельных чипсов и банкой шоколадно-арахисового масла рядом со мной. Некоторым с болью в суставах помогла физиотерапия, и я тоже начал консультировать. Однако наибольшее влияние оказало простое обращение за помощью (и ее принятие). Попытка стать суперженщиной дала обратный эффект. Я испытала наибольшее облегчение, когда позволила моему замечательному мужу, семье и друзьям прийти ко мне и поддержать меня.

Мой старший сейчас 5-летний будущий генеральный директор, а мой младший — 2-летний ниндзя. Беременность была одной из самых трудных вещей, которые я когда-либо делала, но я не променяю результаты ни на что в мире.

Кристал Мартин: слишком много времени в одиночестве

Во время моей первой беременности у меня были довольно обычные симптомы — небольшая утренняя тошнота в первом триместре и усталость в третьем триместре. Когда моя вторая беременность была совсем не типичной, я была застигнута врасплох.

Первые 4 недели я был в порядке. Затем пришла утренняя тошнота. У меня было отвращение к любой пище, даже к воде. Я бы выплеснул воду. Я похудела на протяжении всего первого триместра. Потом у меня начался второй триместр, и мне стало еще хуже. Меня рвало каждый день, в любое время суток. Ни одно из лекарств от тошноты, которые я пробовал, не помогало. В конце концов мне пришлось госпитализироваться, чтобы получить питательные вещества внутривенно.

Я также думаю, что у меня была депрессия, потому что я проводил так много времени дома в одиночестве. Муж работал, а сын в школе. К счастью, в моей церковной группе были еще две мамы, которые тоже были беременны, так что мы очень сблизились. Я мог общаться с ними о своем опыте, и они регулярно проверяли меня. У меня была подруга, у которой, как и у меня, во время беременности была гиперемезис [сильная тошнота]. Она была большой помощью и ресурсом.

Во время той беременности я много раз думала: «Ненавижу быть беременной». Это причина, по которой я не хочу больше детей. Риска того, что это произойдет снова, достаточно, чтобы я сказал: «Думаю, с меня покончено».

Саманта Рэдфорд: Страх перед материнством

Будучи единственным ребенком, мой единственный опыт общения с младенцами заключался в том, что знакомые передавали мне своих младенцев. Неизбежно, любой ребенок, которого я держал на руках, плакал. Я думала, что плохо с детьми.

Мой муж хотел иметь детей, но я не была так уверена. Я был сосредоточен на своей карьере.

Когда я узнала, что беременна, я была в ужасе. Я подумал: «Что, если я не люблю этого ребенка? Что, если я плохой родитель?»

Мне не помогло то, что во время беременности у меня была сильная тошнота. Они называют это «утренней тошнотой», но меня тошнило весь день. Я потерял 10 фунтов, прежде чем я начал набирать вес.

Страх материнства не отпускал. Это было там прямо во время родов. Когда медсестра сказала мне, что пора тужиться, я воскликнула: «Я не могу иметь ребенка, я не люблю детей!» Но когда у меня родилась дочь, я влюбился.

Я привыкла к новому материнству и была удивлена ​​тем, насколько мне это понравилось — настолько, что теперь у меня четверо детей. Зная, как сильно я люблю своего первого ребенка, мне стало легче. Я научилась справляться с тошнотой во время беременности (помогло употребление белков, а не только углеводов), и я получила терапию, чтобы справиться с беспокойством.

Теперь у меня две прекрасные девочки и два красивых мальчика, и я так счастлива в нашей семье.

Криста Воллак-Бабп: Не чувствую радости

Я была рада мысли о беременности. Мне просто не нравилось быть беременной. Как только я узнала, что беременна, мне показалось, что внутри меня живет эта инопланетная форма жизни. Я не чувствовал себя собой.

Потом началась утренняя тошнота, и не только утром. Я чувствовал себя больным с того момента, как проснулся, и до того момента, как лег спать. В течение 5 недель я мог есть только соленые крекеры и куриный бульон. Все остальное вызвало у меня тошноту. Как только я попал во второй триместр, я все время чувствовал себя некомфортно. Мое тело было переполнено.

Так много ожиданий от того, чтобы стать родителем, и особенно мамой. Ты должен быть радостным. Ты должен быть идеальным будущим родителем. Я никогда не чувствовала себя сияющей, взволнованной или ликующей, как беременные женщины в книгах и фильмах. Я думал, что со мной что-то не так, потому что у меня не было этих чувств.

В какой-то момент я наконец признал, что мои чувства не будут длиться вечно. Все будет хорошо, и в результате родится здоровый ребенок. Я думаю, что если бы многие из нас были готовы сказать: «Беременность — это не всегда удивительный опыт», другим молодым мамам было бы легче чувствовать то же, что и мне.

Корритта Льюис: я не узнавала себя

Я всегда хотела детей, но никогда не хотела быть беременной. После того, как моя жена попробовала лечение бесплодия и не забеременела, я предложил сделать это, чтобы стать командным игроком. Когда я получила результат теста на беременность, сказать вам, что я была в отрицании, это ничего не сказать. Когда мы с женой поняли, что у меня отошли воды, мой врач сказал нам ехать в больницу (на 4 недели раньше), и я просидел под душем почти час. В разгар родов мне захотелось домой. Мой разум просто не мог осознать тот факт, что у меня был ребенок.

Прибавка в весе во время беременности очень тяжело для меня. Когда я служил в армии, я тренировался дважды в день. Я был в отличной форме. Глядя на себя, когда я была беременна, мне казалось, что я смотрю на незнакомца. Я не узнал себя. У меня есть, может быть, пять фотографий со всей моей беременности, потому что я не была похожа на себя.

Мои бедра уже были напряжены во время беременности из-за поднятия тяжестей, и мой ребенок сидел так низко, что весь лишний вес приходился прямо на мои бедра. Примерно к пятому месяцу я уже не мог спать в нашей кровати, потому что не мог забраться в нее. Пришлось спать на диване. Это оказало на меня эмоциональное воздействие, потому что моя жена была единственным человеком, который у меня был, и я не мог быть с ней.

Во время беременности у меня тоже была постоянная тошнота. Меня никогда не тошнило, но меня всегда тошнило. Моя жена наполовину кореянка, и она использует много имбиря в своей кухне. Я выпивал около четырех чашек имбирного чая в день. Это очень помогло, но полностью не исчезло. Прогулки также помогли мне чувствовать себя лучше в то время. Я гулял три или четыре раза в день и дважды перед сном.

Оглядываясь назад, я чувствую себя плохо из-за того, что не наслаждалась своей беременностью. У меня все еще есть чувство вины, но теперь я могу без сомнений сказать, что мой сын — это одно из лучших событий, которые произошли со мной. Он великолепен. Теперь, когда он есть, я оглядываюсь назад и чувствую, что оно того стоило.

Мириам Стейнберг: Управление осложнениями

В свои 30 я знала, что хочу ребенка, но увлеклась работой. В 40 я окончательно решила, что пора начинать пытаться родить ребенка самостоятельно. То, что я думал, будет легким путешествием, оказалось противоположным.

Я начала с внутриматочной инсеминации (ВМИ). Я забеременела, но потеряла ребенка. Потребовалось несколько попыток IUI и экстракорпорального оплодотворения (ЭКО), четыре невынашивания беременности, переход на донорские яйцеклетки и 4,5 года, прежде чем я забеременела двойней.

Моя беременность была далеко не легкой. В первом триместре у меня было субхориальное кровоизлияние. Это похоже на гигантский сгусток крови в матке. У меня было сильное кровотечение, что очень напрягало. Несколько недель я жила в страхе, что потеряю своих детей.

У близнеца А отошли воды на 18 неделе беременности. Я перешла на постельный режим дома на 7 недель, а затем в больницу на 8 недель. Мои врачи и другие медицинские работники в больнице хотели, чтобы я удалил близнеца А, чтобы дать шанс его сестре. Я был шокирован — не тем, что они дали мне возможность расторгнуть контракт, а тем, что они заставили меня это сделать. Я сказал: «Нет, я оставлю ребенка». Я был очень зол и расстроен.

Мои друзья и семья были рядом, чтобы поддержать меня в эти трудные недели, и это помогло. Я также получил поддержку от моей команды акушеров-гинекологов и акушерок. Я делала иглоукалывание, чтобы справиться со своим беспокойством. И я создала для себя безопасное ментальное пространство, в котором я не была слишком взволнована беременностью, но все еще надеялась и оптимистично смотрела на счастливый конец.

Близнецы родились в 32 недели — на 2 месяца раньше срока. Моей дочери нужно было просто кормить и расти, а сыну пришлось провести 2 месяца в отделении интенсивной терапии, потому что его легкие были недоразвиты. Я не мог удержать его первые 10 дней его жизни.

Моим близнецам сейчас 2 года, и они здоровы. Я точно не жалею о них, хотя больше никогда не хочу быть беременной. Весь этот опыт заставил меня понять, что только потому, что вы беременны, это не значит, что вам будет легко.

Келли Китли: жизнь с гестационным диабетом

Мне кажется, бытует мнение, что беременность — прекрасное время, когда будущие мамы могут начать привязываться к своему ребенку. Это был не мой опыт.

Первые 3 месяца каждой из моих беременностей я чувствовала похмелье. Я был сонным, уставшим, постоянно голодным и раздражительным.

Во время двух беременностей у меня развился гестационный диабет. Если бы я слишком долго не ел, у меня бы закружилась голова. И если бы я не ел правильную комбинацию продуктов, мой сахар в крови подскакивал бы, и я бы чувствовал себя разбитым. Мне приходилось делать себе инъекции инсулина, заниматься спортом и правильно питаться, что добавляло еще один уровень стресса во время беременности.

Одна из немногих вещей, которые я действительно ценила в беременности, заключалась в том, что она позволяла мне есть больше сладостей и не слишком зацикливаться на диете. При гестационном диабете приходилось следить за каждым кусочком.